Я в последнее время привыкаю ощущать себя злодейским злодеем, ломающим жизнь всем окружающим, и мне уже почти начинает нравиться, потому что, кроме воплей горящих людей (что тоже приятно), этот процесс порождает и неожиданные плюшки
Ладно, не то чтобы неожиданные, а скорее настойчиво вытребованные %)
Лучезарный тлен, уводящий прямо на дно, не посылайте автору лучи любви, лучше просто подносите дрова

Пишет  cripple:

Собственно, всё очень плохо, потому что "Дым", и эти персонажи, и ети твою налево, а.
Загоревшаяся tier wolf рассказала мне про свой хэдканон, и он так ловко лёг в мою неизбывную любовь к Гогу, что ну пиздец. Совсем пиздец, серьёзно, если раньше я его просто обожала, то сегодня я его пожалела, снизу постучались.
А потом прозвучало что-то вроде:
[2:16:18] tierwolf: Самое время написать фанфик
[препирательства и оправдашки]
[2:25:44] Свеж: окей. ладно. о чём драббл хд
Короче, в лучших домах европы за такое гоняют ссаными тряпками, зато этот драббл для tier wolf.

триста слов, джен про Гога и его не самые простые семейные обстоятельства (БУГАГА).Гог прижимает сестру к груди, закрывая ей уши, заставляя спрятать лицо в его одежде, не надеясь, что буря обойдёт их стороной. Не надеясь вообще ни на что. Ему не страшно, ему не злобно, ему сыто – внутри ленивым и разбалованным зверем укладывается безумие, проводя когтями по рёбрам. Тук-тук-тук – костяной, гулкий звук, заменяющий биение сердца, отдающийся эхом в ладонях. Кажется, что Эмили слышит его, но её, как едва прирученную зверушку – потерявшегося человеческого детёныша в логове хищников – успокаивает этот ровный, монотонный звук.
Джордж чуть двигает рукой, запуская пальцы в мягкие волосы, даря ласку – как акт необходимого милосердия, залог своей незаменимости.
За стенкой – хохот отца-садиста, заполошные крики матери, реже – мягкие звуки ударов. Гог безразлично смотрит в темноту, потому что всего этого уже слишком много, но он всё равно впитывает, весь обращается вслух, и кажется, будто каждая пора его тела ощущает не только температуру, но и запах, вкус воздуха, вкус боли, выплескивающейся, разлитой по их дому. Среди запахов, которые он ощущает всем естеством в этой своей путаной переизбытком синестезии, нет страха Эмили.
Мысли ворочаются медленно, равнодушно, забитые и заглушенные передозировкой ощущений: он вяло размышляет о том, что не оставит Эмили с матерью: она – такой же пустой сосуд, как он сам, и в его интересах её наполнить или хотя бы не дать им её разбить.
Сестрёнка в его руках дышит размеренно, слишком медленно для того, чтобы поверить в её сон, и Гог думает о людях, которые ему нужны: Эмили, которой ему нечего дать и нечего с неё стребовать, молчаливое кривое отражение его собственной жадной и алчущей пустоты; Дэннис, принимающий неохотно, но дарящий себя щедро, безоглядно. Джордж думает о других людях вокруг Дэна – о людях, которых нет, он сам позаботился об этом, он сам – белая надпись «не прислоняться» на прозрачном, сквозящем жизнью Северсе.
Гог прижимает сестру ещё крепче и прикрывает глаза, обкатывая в голове мысль о том, что завтра надо убить отца. Эта мысль проста, как строчка в списке покупок. Где-то между молоком и спичками в нём стоит труп человека, которым пресыщен мир.

URL записи